TARDO QUATTROCENTO

Хоть и поубавилось у меня энтузиазма,
хоть и не проявляет достопочтенная khein интереса к выбранному ею подарку,
хоть и подозревают меня в семи смертных грехах
одни - в том, что я позабыла Осипа нашего Эмильевича,
другие - в том, что сглазила их урожай жимолости,
придётся всё же продолжать.

Вообще-то, с самого начала следовало бы мне рассказать о полном несоответствии слова и образа, отличавшем долгие годы мои отношения с жимолостью.
Жимолость представлялась растением исключительно французским - о ней писала Мария Французская и о ней же просил у Франции Мандельштам.
Тот же цветущий кустарник, который кое-где у нас порой произрастал, упорствовал в своей безымянности.
Соединение произошло только в Иерусалиме, при дипломатическом содействии английского определителя растений и двух словарей - англо-ивритского и англо-русского.

Мне лэ понравилось одно --
Зовется "Жимолость" оно.
Правдиво расскажу я всем,
Как создано оно и кем.
Его я слышала не раз,
Нашла записанный рассказ,
Как сладостный постиг недуг
Тристрама и Изольду вдруг,
Как скорбь наполнила их дни
И вместе смерть нашли они.

Мария Французская. Лэ о жимолости







Edward Hulme



Katherine Plymley





Pierre Joseph Redoute


Осип Мандельштам


Я молю, как жалости и милости,
Франция, твоей земли и жимолости,

Правды горлинок твоих и кривды карликовых
Виноградарей в их разгородках марлевых.

В легком декабре твой воздух стриженый
Индевеет денежный, обиженный...

Но фиалка и в тюрьме - с ума сойти в безбрежности! -
Свищет песенка - насмешница, небрежница,

Где бурлила, королей смывая,
Улица июльская кривая.

А теперь в Париже, в Шартре, в Арле
Государит добрый Чаплин Чарли, -

В океанском котелке с растерянною точностью
На шарнирах он куражится с цветочницею.


I, II